Назад, на главную

 

Князь Иеремия Вишневецкий.

Прощание с Лубнами

 

Землю родную взором окину,

Густые леса и широкие пашни

Людные села и замок любимый,

Крепкие стены, высокие башни.

 

В диком краю заложил города я,

В диких полях я крепость воздвигнул,

Дабы принесть вместо дани и брани

Мирную жизнь и закон справедливый.

 

Дабы католик и православный,

Цели единой в любви служили,

И не вражду, но любовь и правду

Вместе народу Руси приносили.

 

Миром вражду попрать я задумал,

Только судило не так провиденье:

Смута поднялась в пределах низовых,

Мира, покоя лишило землю.

 

Великие армии в прах разбиты,

Под вражьим натиском крепости пали.

Как сохранить, что трудом нажито,

Чему мы сердца и души отдали?

 

Возврата к былому теперь уж нет нам:

Навеки прощаемся с милым краем.

Наточим мечи, зарядим мушкеты

И в вечный поход поутру выступаем.

 

 

Памяти тамплиеров

Замок стоит среди мирных сел,
Стены разрушены, срыты,
Лишь башня одна, еле-еле видна,
Напомнит былые битвы.

И редкий путник, что, сбившись с пути,
Сюда забредет нежданно,
Услышит голос из темноты:
«Кто защитит Орден Храма»?

Рыцари Божьи, гроза сарацин
Бились за веру и правду.
Насмерть стояли, взамен не просив
Ни почести, ни награды.

Но золотом их пожелал обладать
Французский король коварно,
И никто не рискнул и слова сказать
В защиту Ордена Храма

Крики и стоны в подвалах тюрьмы
Не смолкали тогда ни на час.
На тамплиеров возвесть клевету
Был дан королевский приказ

Но в лицо смеясь палачам своим,
Смерть почли лучше срама
И в огне погибли под стать святым
Магистры Ордена Храма.

Нынче ржавеет без дела меч,
Пылится в чулане щит.
Не слышна в церквях проповедников речь,
Труба герольда молчит.

Ложью покрыто имя Христа,
А правду не скажешь прямо.
И кто в наши дни рискнет защищать
Оболганный Орден Храма?

Но добро и зло не меняли гербов,
А ересь не стала правдой.
И чтоб распознать знамена врагов,
Большого труда не надо.

И покуда в сердцах благородство есть,
И крест, нам Господом данный –
Вовек не будет поругана честь
Славного Ордена Храма.

Пусть кольчуга не сдавит усталых плеч,
И знаменам по ветру не виться –
В наше время не только щит или меч
Для святого дела сгодится.

Поступки получше гербов говорят,
А святость – получше сана,
И твердыни добра и сегодня стоят
Защитой Ордена Храма.

 

Святой Иероним (Стридон - пустыня, 5-6 вв.)

 

В строгости и скромности жил святой Иероним

Господу жизнь свою посвятив и страстью плотской не томим.

Был он епископом, церковь он вел, Господних овец охранял,

Но комната в доме его была, куда никого не пускал.

 

На занавешенных полках, тесно сложены в ряд,

Книги писателей греческих, писателей римских стоят.

Библию Иероним святой выше всего почитал,

Но Платона, Гомера, Сенеку в свою проповедь часто вставлял.

 

И голос с небес его как-то спросил: “Кто ты, Иероним”?

И ответил тот: “Я епископ, Божий раб, христианин”.

И голос с небес ответил ему: “проверь-ка ты свой обет:

Ты читаешь своих философов вдвое больше, чем Новый Завет!

 

На деле же кто учитель твой – Христос или Платон?

В пустынь иди, отрекись от грехов и будешь тогда спасен”!

И пошел в пустыню Иероним, где постился и плоть изнурял,

Но все-таки даже в пещеру с собой он все свои книги взял.

 

Читать так и не бросил он римских и греческих книг,

Но, их читая, лучше всех он греческий знал язык.

И применение этому он в Теле Христовом нашел:

На латинский, народный язык он Библию перевел!

 

И глянул с небес Господь на него – и милость явил свою.

Ибо давно Иероним свою искупил вину.

Даром своим Церкви служил верный Господень раб.

И если так дела обстоят – зачем его книг лишать?

 

Послал мне виденье Дух Святой: в небеса открыты врата

И великое множество Божьих детей идут во славе туда.

И в первых рядах, средь святых отцов, в небесный Иерусалим

Входит святой Иероним – и все его книги с ним!

 

 

Святой Поликарп (Рим, 2 в.)

 

Всю ночь он провел в сырой тюрьме,

А наутро под лязг цепей

По темным проходам его повели,

Где рычали голодные тигры и львы,

Где слышались издали крики толпы,

Навстречу смерти своей.

 

Он старец был. Девяносто лет

Прошли над его головой,

Но из-под тонких седых бровей

Горели глаза огоньками свечей,

И не глядя на тяжесть своих цепей

Он шел, куда вел конвой.

 

Он христианским епископом был.

И за это на смерть осужден.

Ибо вере отцов своих изменил

И законы империи преступил.

Потому он опасен для Рима. Таких

Не милует Римский закон.

 

Тут яркий свет ослепил старика

И шум хлестнул по ушам.

Арена цирка была велика,

Стояли воины в два ряда,

И сходила с ума на трибунах толпа,

Что зрелищ кровавых ждала.

 

Громко солдат приговор прочитал,

На старца взглянув мельком.

Тот реву толпы и зверей внимал

Будто книгу читал, иль с ребенком играл,

И пред ликом смерти спокойно стоял.

Как стоял перед входом в дом.

 

И при виде его защемило в груди

У воина. Тихо шепнул:

“Ты веру свою в душе сохрани,

Лишь законы империи соблюди,

Лишь жертву нашим богам принеси,

А потом – приноси своему”.

 

“Понимаю – ответил солдату старик –

Ты жизнь бы мне даровал.

Но совет твой, прости, я принять не могу.

Девяносто лет я служу Ему

И ни разу за долгую жизнь мою

Меня Он не оставлял.

 

Страшен жар от огня, и свирепы львы,

Но больней на кресте умирать.

Мне же муки телесные не страшны.

И как ты с триумфом приходишь с войны,

Так и я – в небеса, что славы полны,

И мой Бог меня там будет ждать.

 

Скормите меня голодным зверям,

Распните, сожгите живьем –

Но победа за нами, и недругов тьмы

Сложат щиты у церковной стены,

Ведь на крови Христа – и таких, как мы –

Стоит основанье ее”.

 

 

Святой Кэдмон (Нортумбрия, 7 в.)

 

День на исходе, труды свершены, а сил не восполнишь отвагой.

И в чертоге высоком мы собрались, кубки наполнивши брагой.

Весело пиршество дружное шло, радость неся и покой,

Но арфу мне поднесли тогда и промолвили: «Кэдмон, спой!»

 

Был я проворен в сельских трудах, в сече жестокой смел,

И зорко коней от воров сторожить лучше других умел.

Но к пенью я был непригоден (был голос тому виной).

Из чертога ушел я спать, но во сне вновь услышал я: «Кэдмон, спой»!

 

Чуден мне был говорящего лик, но что я ответить мог?

Я не певец ведь, и оттого покинул веселый чертог!

Хотел я ему объяснить, что к чему, дабы слух пощадил он свой,

А он с пониманием мне кивнул, но снова сказал: «Кэдмон, спой».

 

Что же поделать – перечить ему я бы никак не посмел

И потому в руки арфу взял и послушно запел.

Пел я о том, как срединный мир был создан Божьей рукой,

И песне моей восхищенно внимал сказавший мне «Кэдмон, спой».

 

Наутро проснувшись, я вспомнил слова дивной песни моей

И скорее прийти поспешил в обитель Божьих людей.

Рассказал я им о видении, что видел я в час ночной

И спел им песню, что спел во сне сказавшему «Кэдмон, спой».

 

Было в обители этой немало ученых людей,

Что прибыли в наши края из далеких ирландских земель.

Они научили меня тому, что написано в Книге Святой,

Я ж пел о том – ибо так повелел сказавший мне: «Кэдмон, спой».

 

За трудом и молитвою жизнь провести за счастье казалось мне

И я навеки остаться решил в том тихом монастыре.

Богу служил я и песни писал, радуясь кроткой душой,

Ибо в сердце моем звучали слова «Кэдмон, пой».

 

Теперь недалек мой последний час, и теперь я сказать могу

Я счастлив прожить так, как прожил, умереть так, как умру:

Святых даров причастившись, с друзьями, в келье родной,

Средь книг, что писал во славу сказавшего мне: «Кэдмон, спой».

 

Кому был я друг – спасибо навек, кому недруг – я каюсь в том.

И храни вас Господь на ваших путях, как меня Он хранил на моем.

Мне же час пришел из мира уйти неведомой, смертной тропой

К тому, кто арфу мне в руки даст и скажет вновь: «Кэдмон, спой».

 

 

Ирландские миссионеры (Ирландия – Франкские земли, 6-12 вв.)

 

От берегов, что с малых годов

Сердцу навеки милы,

В синие дали друзья отплывали

На кораблях белокрылых

 

Как рыцари смелые в бой уходили,

Крест подняв над собою.

Любимые книги мечом служили,

Горящее сердце – бронею.

 

Слезы глотая, корабль направляли

Прочь от прибрежных скал.

Добро творить и правду любить

Каждый в душе желал.

 

Чтоб свет любви зажечь над землею,

Чтоб реяло истины знамя –

В путь отправлялись, влекомы волною

И белыми парусами.

 

Долог путь их, нелегко будет

Душам неискушенным

Главы не склонить и душой не скривить

Пред королевским троном,

 

В суровом бою за мечту за мечту свою

Должную славу стяжать,

Мудрость обресть, приумножить честь

И душу не проиграть.

 

Но в испытаниях, что на пути

Перенести придется

Руки сильней, и сильней в груди

Верное сердце бьется.

 

И если буря нагонит страх,

Тревогу трубя в снастях –

Смелее летит отважный курраг

С крестами на парусах.

 

 

1291. Осада Акры (последний оплот крестоносцев на Востоке).

 

Когда на нас идет война

Девятым валом из пустыни –

Нельзя, коль совесть дорога,

На поругание врага

Отдать последнюю святыню.

 

Окинем с башен высоты

Врагов без края и без счета.

Поднявши старые щиты,

В последний раз сомкнем ряды

Вокруг последнего оплота.

 

Чтоб враг не смог своей рукой

До мирных жителей добраться,

Отпустим их морской тропой.

А наш удел – живой стеной

На стены города подняться.

 

Да будет мирным наших путь,

И паруса не сгинут в волнах.

Сверкнуло солнце из-за туч,

И отразился яркий луч

На шлемах, в битвах иссеченных.

 

Молитву пламенно свершим

Раздоры прежние забыты.

За все прощенья попросив,

Грехи товарищу простив,

Готовы мы к последней битве.

 

Пусть вражья рать стоит горой

И смертный час не за горами.

Пусть это наш последний бой,

Пусть света не видать за тьмой,

Но правы – мы. И Бог наш – с нами.